Неожиданная Доброта

Так уж сложилось в нашей с мужем взрослой жизни, что мы за редчайшими исключениями, решали все наши жизненные задачи и проблемы самостоятельно. Объединяю нас с мужем просто потому, что мы познакомились и начали общаться, когда нам едва исполнилось 19 и 18 лет соответственно, еще студентами младших курсов. Так что вся жизнь у нас общая, или правильнее сказать обоюдная, просто потому что мы два индивидуальных человека, а не одно целое, как, на мой взгляд ошибочно, любят представлять удавшиеся семейные пары в фольклоре. Муж сам заработал на свадьбу, все для нее покупали на свои стипендии поэтапно, благо стипендии были повышенные, и из них можно было сэкономить на покупки. Мы и хозяйство сразу стали вести отдельно, хоть и жили в коммунальной квартире с моей мамой. Нам все это всегда казалось абсолютно нормальным, может быть потому, что мы оба с детства были совершенно самостоятельными и сами принимали решения даже в каждодневной жизни. Я пишу об этом, чтобы наверное объяснить, что в своей жизни я никогда не полагалась на помощь и поддержку, что считала естественным и наиболее работающим подходом к жизни. Поэтому когда я сталкивалась с добротой совершенно незнакомых, малознакомых или даже близкознакомых людей, я воспринимала такие моменты с большим скорее смущением, чем удивлением, чувствовала себя не особенно комфортно, но главное — запоминала такие моменты на всю жизнь. Могу привести несколько примеров вне хронологии и конкретных обстоятельсв.

Еще в десятом классе, на всякий случай, чтобы минимизировать факторы риска при сдаче экзамена по физике, в школе и при поступлении в университет, я брала уроки у институтского преподавателя физики, совершенно замечательного человека, серьезного ученого, и одновременно талантливого оперного певца. Он задавал по 100-150 задач на неделю, не то что в итоге я полюбила физику, как обожала химию, но почувствовала её, всю её строгость и четкость. Я до сих пор не могу понять, что мотивировало этого взрослого мужчину разговаривать со мной почти часами на остановке тролейбуса после почти каждого урока, пропуская один тролейбус за другим. Понятно, что мне было интересно, мы говорили в основном о том, что мы дома называем «О жизни на Марсе», о том, что мало или вообще не имело отношения ни к физике, ни к каждодневной жизни. Доброе отношение к подростку? Вряд ли интеллектуальный интерес ко мне, как к человеку, и совершенно точно без никакого внимания как к девушке. Меня всегда радовало и окрыляло общение с умными людьми, это самая лучшая роскошь в жизни, ее ничем не заменишь. Она почти опьяняет. До сих пор считаю, что общение с одаренными людьми самая удивительная радость в жизни.

Другой пример самой, казалось бы простой, но потрясающей до глубины души, доброты совершенно незнакомого человека, до того врезался мне в память, что я отчетливо помню как театральную мизансцену обстоятельства при которых это случилось. Я тяжело и очень долго рожала своего сына, последние часы я то теряла сознание, то снова в него приходила. Когда наконец все закончилось благополучно, и сын, хоть и родился с асфиксией, и был странного синего цвета в крапинку, закричал сразу. Я была совершенно счастлива, что весь кошмар позади, что я справилась, что у нас есть сыночек, но была совершенно обессилена. Я лежала одна, в большом и светлом родовом зале, с огромными открыми окнами в сентябре, на клеенке, мало прикрытая, ожидая когда придет врач и зашьет то, что разрезали в процессе. Я больше двух суток не спала, не ела и не пила, хотя конечно была под системой. В такой момент появляется может быть санитарка, а может быть просто уборщица, очень пожилая, даже очень старая женщина, наверняка из тех, кто жил очень скромно и наверняка нуждался. Она говорила по-русски с трудом и с сильным акцентом, но обратилась ко мне именно на русском языке (дело происходит в Риге в 1978 году), и предложила принести свой, полагающийся ей как работающей, ужин — молочный овощной суп. Я уж даже и не помню как я его еда, ведь сидеть я не могла, но вкус этого уже совершенно остывшего жидковатого супа с капустой, картошкой и морковью, помню отчетливо. А потом она принесла уже горячий чай, не чай на самом деле, а закрашенный перетертой черной смородиной кипяток. Это был просто элексир! До сих пор, когда я готовлю такую смородину, я всегда вспоминаю этот случай. Я больше никогда не видела эту пожилую, а по правде говоря, очень старую женщину, похожую на старушку с клюкой, как на иллюстрациях в детских сказках. Среди явных и не таких уж явных унижений рожениц даже в очень приличных больницах и роддомах той поры, такой простой акт человеческой доброты и участия врезался в мою память навсегда. Пережив роды как травму, о которой никто в те времена, да и сейчас, и даже когда это случается здесь, в Австралии, о чем только недавно стали писать, я приняла отчетливое и непоколебимое решение никогда не повторять такой опыт. Отвлекусь чтобы сказать, что оказывается большой процент женщин, не рожающих второго ребенка, связан именно с родами, пережитыми как серьезная травма.

Еще в моей жизни были три замечательные женщины Мария Петровна, Софья Абрамовна и Марина Николаевна, которые, даже не знаю по каким причинам, приняли самое сердечное в ней участие. Это мама моей школьной подруги, заведующая кафедрой физиологии человека и животных на биофаке где я училась, и ученый секретарь совета по защите докторских диссертаций, где я защищала свою кандидатскую. Все они в той или иной мере заботились обо мне, даже кормили, или пекли для меня булочки или кексы. Мама моей подруги взяла меня под свое крыло, когда я будучи студенткой давала уроки английского ее второй, младшей дочери. Уроки были с утра, перед занятиями, а без особой привычки завтракать, я естественно приходила к ней на голодный желудок, что я наверняка скрывала. Я в то время поправлялась от тяжелой вирусной инфекции, которая меня скрутила после сдачи вступительных экзаменов в университет. Никто не знал, что это было, врачи приезжали домой по трое, исключая каждый свою область. Перед занятиями Мария Петровна меня обязательно усаживала за роскошный горячий завтрак, с настоящей овсянкой, апельсиновым соком (!) из банки, приборами и салфетками, и набором витаминов, которые тогда появились только в спец-аптеках. Овсянку я тогда не любила, точнее не пробовала ранее, но ела, так как не смела отказаться. Она записывала меня к врачам, зубному и на маникюр. Давала хорошие книжки и свежие толстые журналы читать. Ее старшая дочь, моя лучшая школьная подруга, училась в Москве.

Про кафедру физиологии и выбор специализации, я кажется уже писала (здесь). Я начала заниматься научной работой уже на втором курсе, работая на рыбах, потом стала работать на полную ставку и учиться очно (сама до сих пор не понимаю, как мне это удавалось). Диплом делала уже на цыплятах, на консультации приезжала к Софье Абрамовне домой, где меня встречали свежеиспеченными, еще теплыми, булочками с изюмом и шоколадной помадкой. Когда я была на биохимическом конгрессе в Иерусалиме, я с ней встретилась, она повела меня в кафе пообедать, взяла мне полный обед, заплатила за него, не принимая никаких возражений, а себе только сок. Как я позднее только поняла, к тому времени она была в стране меньше года, и наверняка ее материальное положение было стесненным, она экономила на чем могла, но меня от души накормила и повела в магазин, чтобы купить бывшим коллегам сладкие подарочки на кафедру. Это было лето 1991 года. Мне же пришлось как научному туристу полностью платить и членский взнос и все другие расходы самой, а те деньги которые у меня были с собой, почти все ушли на неожиданные расходы по приготовлению наглядного материала для доклада. Принята я была со стендовым сообщением, а при регистрации оргкомитет попросил меня выступить с пленарным докладом, а это 30 минут, плюс вопросы. Пришлось все рисунки и графики переводить в прозрачные транспаранты. Так что экономия на еде у научных туристов всегда была актуальна в те времена. Мы сохранили нашу дружбу, вначале переписывались, а потом говорили по телефону или скайпу, в последнее время регулярно и подолгу. Обменивались подарками на Новый Год и дни рожденья.

Предзащита познакомила меня с ученым секретарем Совета. Мы с Мариной Николаевной тоже сразу подружились, и сохранили сердечные отношения на всю жизнь. До такой степени, что я приезжала в Ленинград на эксперименты со специально выращенными для меня животными для изучения эволюционных аспектов становления и развития функции пищеварения в ранней жизни после рождения у животных разных видов. Эти исследования стали главой в моей докторской, которая была уже написана и даже переплетена, но отложена в сторону, потому что наши семейные приоритеты изменились в связи с принятием решения об эмиграции. Мы поддерживали постоянный контакт, Марина Николаевна работала на полную ставку до 90 лет (!) добираясь на работу на общественном транспорте, сохраняла острый и пытливый научный подход ко всему, мы обожали говорить о современных научных проблемах, которые ушли на задний план после появления у нас внуков, жизнь и развитие которых были интересны нам обоим. В некоторых командировках я жила у нее дома, она приезжала в Ригу ради меня дважды — проститься со мной перед отъездом, и второй раз, когда я уже из Австралии была в Европе в командировке с заездом в Ригу, повидать папу. Ей все было интересно, и мои новые интересы о финансовых вложениях, и новые фотографии моего мужа, и учеба с дальнейшим продвижением по службе нашего сына, а особенно его детки, свежие фотографии которых она требовала регулярно. Интерес был живым и неформальным. Я очень рада, что имела возможность и привилегию общения со всеми тремя женщинами, общения, которое стало особенно частым, с длительными, порой многочасовыми разговорами в последние годы их жизни. Их внимание и забота обо мне, и нашей семье в целом, навсегда со мной. Можно только благодарить судьбу, что такие люди в моей жизни случились.

Можно конечно привести больше примеров, но я боюсь, что я уже утомила читателя и пора закругляться, хотя о том, что изначально я хотела написать я еще не рассказала. Получается, что будет вторая часть. Она поведает просто об аваланше неожиданной доброты, которая на нас свалилась в процессе нашей эмиграции в Австралию. Поверить во многое, что с нами случилось наверное трудно, я бы сама в такие рассказы не поверила, но я человек правдивый и всегда пишу как есть. Ну а если что-то очень личное, или не личное, но не мое, то не пишу вовсе.

Обнимаю всех моих друзей, кто читает мой блог как подписчик, или кто просто заходит анонимно. Всем желаю всего самого доброго, жизнь ведь часто бывает очень сложной, когда кажется что хорошее и мотивирующее отходит совсем на второй или даже третий план, и надо продержаться и выжить, сохранив все что дорого. А главное самого себя.